| Как известно из официальных данных, всего в блокаду Ленинграда умерло более 1 миллиона 100 тысяч человек – каждый третий житель города. И, несомненно, самой тяжелой была первая зима. Не менее (а подчас и более!) пострадали пригороды, превратившиеся во фронтовую полосу. Были разрушены и прекратили службу церкви Петергофа, Лигово, Колпино, Усть-Ижоры и др. Из храмов Ленинградской епархии, оказавшихся на оккупированной территории, продолжались службы лишь в церкви Пушкина, настоятелем которой служил бывший благочинный стрелковой дивизии Западного фронта (во время Первой Мировой войны) отец Фёдор Забелин. Вот как он описывал те дни: «…17 сентября 1941 года немцы заняли Пушкин, я перешел на жительство в ризницу Знаменской церкви, а на другой день, 18 числа, дом, в котором я жил на Песочной улице, как и четырнадцать домов на той же улице, был сожжен немцами, и я лишился всего своего имущества… С ноября 1941 года в Пушкине началась голодовка, от которой слабели, пухли и умирали жители Пушкина… Службы в Знаменской церкви совершались по воскресным и праздничным дням, а в Великом посту 1942 года и по средам, пятницам, совершались и в морозные дни, как, например, 14 января 1942 года, когда температура в церкви спустилась до двенадцати градусов мороза, и, несмотря на холода, всегда ходили верующие и молились. Церковь никогда не пустовала…» Знаменская церковь находилась на расстоянии всего километра от окопов и часто обстреливалась, но священник, которому шел уже восьмой десяток, церковь не покидал и службы не прекращал. При отступлении немцы предложили ему эвакуироваться, но батюшка отказался наотрез и был увезен насильно… За время оккупации только в Пушкине погибло 18368 человек и еще 18 тысяч угнали на принудительные работы в Германию. Фашисты не щадили ни детей, ни стариков. В материалах Нюрнбергского процесса есть доказательства расстрела в Пушкине 50 детей, сожжении 200 жителей города, многочисленных убийствах, грабежах, изнасилованиях (К слову сказать, именно в Пушкине умер в 1942 году от голода гениальный русский фантаст, создатель «Человека-амфибии» и «Головы профессора Доуэля» Александр Беляев, и место его захоронения неизвестно до сих пор). В Старом Петергофе под сводами Троицкой церкви приняли смерть от немецких оккупантов почти 2000 человек. Вот что писал об этом ленинградский священник Николай | Ломакин (впоследствии – один из свидетелей на Нюрнбергском процессе, прошедший всю блокаду, несколько раз контуженный во время вражеских обстрелов): «…интенсивный обстрел Троицкого храма продолжался в течение недели до полного разрушения здания и гибели находившихся в нем людей… фашисты не давали возможность выйти на улицу находившимся под сводами Троицкой церкви и других храмов горожанам – старикам, женщинам и детям, открывая по ним минометный и пулеметный огонь». Настоятель этой церкви, семидесятилетний Василий Спиридонов, буквально чудом уцелевший в той бойне, умер от голода несколькими неделями позже. В поселке Вырица фашисты организовали лагерь принудительного труда для несовершеннолетних. Как выяснилось позже, у этих детей немцы брали кровь для своих раненых солдат. На улицах поселка демонстративно стояли виселицы. И тогда еще лишь немногие знали, что в это время, проживавший в поселке схимник Серафим (Муравьёв), ныне известный нам как преподобный Серафим Вырицкий, в возрасте 76 лет, не способный уже передвигаться самостоятельно, страдавший хроническими заболеваниями сердца, сосудов и легких, принимал приходивших к нему христиан, открыто говоря о предстоящей победе над Германией с помощью родственников и знакомых, добирался до гранитного валуна, находившегося в 50 метрах от его дома и на этом камне часами молился об избавлении России от вражеского нашествия… А в Ленинграде в это время каждый день проводили тысячи отпеваний – город пустел. И все же верующие лишь теснее объединялись вокруг своих храмов, помогая друг другу всем, чем могли – вместе шансов выжить все же было больше. Особо нуждающимся, находящимся на грани истощения, оказывали материальную помощь. В службы были включены особые молебны, например «Молебен о нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Отечественной войны», который когда-то читали во время наполеоновского нашествия 1812 года. Гитлер приказал стереть непокорный город с лица земли, | уничтожив всех его обитателей. Но произошло невозможное: перед бездушной, хорошо отлаженной фашистской машиной уничтожения, в считанные недели покаравшей целые страны, за несколько дней – крупные города и острова, неприступной крепостью встал обессиленный, практически лишенный боеприпасов и продовольствия город, и – стоял, стоял, несмотря ни на что! Град святого Петра, того «камня», на котором устроена Церковь, так и не одолели врата земного ада, как когда-то не смогли одолеть Троице-Сергиеву Лавру лучшие войска Европы, ибо защищавшие их люди были куда крепче крепостных стен. Должен признаться, что за четверть века писательской деятельности, написав более 20 книг и сотню очерков и статей, я так и не могу найти нужных слов для описания лишь одной темы – блокады Ленинграда. Оба моих деда участвовали в обороне города. Один (впоследствии капитан I ранга), защищал город в составе эскадры Балтийского флота, второй, разведчик и пулеметчик, стоял в ополчении Волховского фронта против элитной дивизии СС (я потом читал воспоминания выживших немцев, они признавали, что легче было пять раз взять десантом остров Крит, чем неделю стоять против обессиленных русских ополченцев, едва способных пройти сто метров, не упав в снег от истощения). Кто были эти люди, защищавшие наш город?! Как удавалось им не только жить, но работать и воевать в том аду? Их жизни, их подвиг – это что-то запредельное, не поддающееся ни воображению, ни описанию… Летом и осенью 1942 года православные общины занимались расчисткой территорий и устройством огородов, готовясь ко второй блокадной зиме. А знаменитый профессор |