| «Взрослые нам ничего не рассказы- вали, остались в памяти только случайно долетевшие фразы». Когда в 1914 году началась Первая Мировая война, все старшие сыновья отца Философа ушли на фронт, а доче- ри, Лидия и Вера, окончили специаль- ные курсы медицинских сестер. Лидия работала в действующей армии, Вера — в госпитале при Казанском соборе на углу Казанской улицы и Невского проспек- та. Потом к ней присоединилась сестра Мария. Их матушка, Елена Николаевна, приводила в госпиталь и младших детей, чтобы они тоже помогали, чем могли. У нас сохранилась фотография: си- дят больные, а рядом с ними дети. Вера Философовна была замужем за священником Михаилом Семеновичем Яворским. У них было четверо детей: Вера, Философ, Екатерина и Сергей. В 1924 году отца Михаила арестова- ли. После отбытия срока он был лишен права проживания в больших городах и стал служить в Малой Вишере. В 1937 году его сно- ва арестовали и отправили на Соловки, где он и умер. Как и другим детям отца Философа, Вере было трудно найти работу. Она стала медсе- строй в институте переливания крови. Когда началась война, Вера Философовна и ее дочь сдавали кровь, чтобы получать дополнительный паек и кормить внуков. В 1948 году, когда открылась Александро-Невская Лавра, Вера Философовна стала работать там свечницей. Мария Философовна была замужем за Пет- ром Балыковым, священником Казанского со- бора. У них было два сына — Николай и Юрий. Во время Великой Отечественной войны оба они ушли на фронт. Николай пропал без вести, Юрий вернулся, но умер от туберкулеза в конце 50-х или начале 60-х годов. Он был моим крест- ным. Отец Пётр Балыков умер молодым. Мария Философовна погибла от голода в блокадном Ленинграде. Александр Философович родился в 1905 году — смутное время. Александр старше моего папы на три года. И Александр, и Константин не смогли полу- чить достойного образования и занимали только самые незавидные должности. Александр Философович работал в Пуш- кинском Доме служащим, то ли истопником, то ли дворником. Умер он в блокаду, в 1941 году. Мой папа, Константин Философович, по- ступал в политехнический институт, у него тоже были хорошие математические способности, но его из-за социального статуса не взяли. Ему уда- лось поступить только в топографический тех- никум. Он весь Север и Северо-Запад объездил, проводил электричество. В техникуме он познакомился с моей мамой. В 1937 году они поженились. Во время войны папа работал в аэрофотосъ- емке, их эвакуировали в Кировскую область. В эвакуацию он уехал вместе с моим старшим бра- том Михаилом. А мама всю блокаду пробыла в Ленинграде. Она не смогла уехать в эвакуацию, поскольку была военнообязанной, как раз накануне войны она окончила школу медицинских сестер. Жили в квартире бабушки, Елены Никола- евны, на улице Плеханова, дом 15. К тому момен- ту от большой квартиры осталась одна комната. Бабушка умерла 31 октября 1941 года, на | семьдесят седьмом году жизни. В Ленинграде был голод. На похороны Елены Николаевны собрались все, кто оставался в Ленинграде. Был еще жив Александр. В 1941 году морозы пришли рано, когда хоронили бабушку, было очень хо- лодно. Где похоронили Елену Николаевну Орнат- скую, неизвестно. По-моему, на Большеохтин- ском кладбище. Никаких сведений не осталось. Когда приехали на кладбище и совершали отпе- вание, вдруг начался налет, фашисты бомбили кладбище. Прибежал служитель, и они вместе с Александром взяли саночки с гробом и повез- ли хоронить, а все остальные не стали выходить из сторожки. Очень там было страшно. Вскоре Александр умер, а место, где похоронили матуш- ку, кроме него никто не видел. *** — Ваша семья долгие годы была под при- целом. Несмотря на гонения, несмотря на пристальное внимание властей удалось ли семье сохранить православную веру? — Ни о каком отречении я никогда не слы- шала. Верили, но не афишировали. — Сохранился ли архив и личные вещи отца Философа, или было опасно это хра- нить и пришлось все уничтожить? — Бабушка Елена Николаевна, пока была жива, все хранила, берегла. Для нее это было святыней. Потом за несколько лет блокады многое по- терялось. Но кое-что осталось. Есть семейные иконы: Философ и Елена, святые всех детей. Со- хранился крестик, медальоны со святыми, ико- ночки тех времен. Но личных вещей отца Фило- софа нет. — Чувствуется ли помощь, защита свя- тых? У вас два дяди и дедушка святые. Иоанн Кронштадтский, хоть и не по прямой линии, но тоже родственник, близкий друг и настав- ник дедушки. — У нас в роду еще по линии Белоликовых — тоже священнический род — есть прославлен- ные святые. Я не задумываюсь никогда об этом, навер- ное, помогают. У меня есть подруга, она и ее сыновья мо- лятся отцу Философу и получают помощь. Однажды мы поехали к ней на дачу. Полу- чилось так, что ей понадобились деньги. Мне уже надо было уезжать, поэтому я оставила ей, сколько могла. Подруга сказала, что лишнего не надо, и часть вернула. Потом оказалось, что нуж- но налог заплатить, еще что-то, и оставленной суммы ей не хватает | Она помолилась отцу Философу, чтобы он помог из этой ситуации как-то выкрутиться. Пошла она собирать гри- бы, лисички. И набрала такое огромное количество, какого не только не соби- рала, но и не видела никогда. Пошла их сдавать и выручила именно столько де- нег, сколько ей не хватало. Человек, который принимал грибы, был изумлен: «Где вы столько набрали? Мне приносят, сдают горсточками, а вы такое количество принесли, невероят- но!» Вот такая история. — Когда Вы бываете в храме, ко- торый построил ваш дедушка, есть ощущение, что он рядом? Мне очень понравилась служба в день памяти священномученика Фи- лософа в храме Андрея Критского. Я представляла, что здесь был отец Фи- лософ, предстоял перед Престолом, мо- лился, как звучал его голос. Так же все было при нем. Особое чувство я испытала, когда в первый раз присутствовала на службе в Казанском со- боре. Он тогда только открылся, большую часть еще занимал музей, но службы уже начинали со- вершать. Иконостаса не было, не было преграды, все открыто взору. А каменный пол и ступени, ведущие на солею, старые… Я представила, как дедушка ходил по этим камням, заходил в ал- тарь. И мне было страшно смотреть… — Храм Андрея Критского, судя по фото- графиям, восстановлен почти в первоздан- ном виде. Вы его увидели таким или до ре- ставрации? — Однажды по радио выступал протоиерей Геннадий Беловолов вместе с Софьей Вениами- новной Смирновой, которая была тогда дирек- тором музея Гознака. Речь зашла о фотографии священника. «Я, к сожалению, не знаю, кто это», — сказа- ла Софья Вениаминовна. «О, так ведь это отец Философ!» — узнал его отец Геннадий. Они стали говорить об отце Философе, ин- тересовались, остались ли родственники. Эта пе- редача транслировалась днем, ее услышали пле- мянница и мой сын, как школьники они были дома. Рассказали нам. Брат позвонил Софье Ве- ниаминовне, наладилась связь. Мы бывали в му- зее Гознака. Приходили в храм Андрея Критско- го. Тогда он был в ужасном состоянии, сплошное разорение. Брат случайно наткнулся на камень. А отец Геннадий посмотрел и говорит: «Так это ведь за- кладной камень…» Вот такое интересное совпадение. Софья Вениаминовна дала мне послужной список отца Философа и отвела в архив посмо- треть сами документы, увидеть руку дедушки. Это было невероятно! Так постепенно я начала собирать документы о священномученике Фи- лософе, его труды, сведения о наших родствен- никах. *** Священномученик Философ Орнатский был настолько многогранной, уникальной лич- ностью, что рассказать о нем в рамках одной или двух статей невозможно. Даже краткое изложе- ние фактов его жизни производит сильнейшее впечатление: как один человек мог столько сде- лать и, несмотря на невероятный ритм жизни, сохранить себя в целости и достичь святости. Беседовала Мария Мельникова |
