Время — самое загадочное явление в природе. То растягивается, то исчезает, то превращается в фотографические снимки. А иногда продолжает жить, невзирая на разум и факты.
Невозможно поверить, что прошло более двадцати лет со дня смерти батюшки! Воспоминания о нем живут совсем рядом с мельчайшими подробностями моей каждодневной жизни. Так же, как раньше, с любым вопросом я обращаюсь к отцу Василию, только прихожу теперь к нему на могилку.
…Твоя могила,
Как рай, спокойна!
Там все земные
Воспоминанья,
Там все святые
О небе мысли…
(В.А. Жуковский)
Батюшка всегда рядом, всегда слышит молитвы к нему и помогает, но как не хватает его голоса!
Первое воспоминание — на полочке с книгами стоит фотография отца Василия и алтарника Алексея Василенко (теперь иеромонаха Петра). Мне — меньше трех лет, я люблю эту фотографию и говорю маме: «Это — Лексей, а это (показывая на батюшку) — наш Бог». Мне нравилось бывать в храме, особенно если слышала голос батюшки, такой любимый и доро- гой. Видела отца Василия не сразу, только когда он выходил на Великое каждение. Батюшка шел по храму и всем дарил добро и любовь своего не- забываемого взгляда. Он весь как на облаке — в сладком и праздничном тумане. Для всех своих духовных чад отец Василий вы- маливал чудо. Мне не было года, когда я сильно заболела. По нескольку раз на дню теряла созна- ние, переставала дышать и синела. Врачи назна- чили очень страшный препарат с люминалом. Батюшка категорически запретил давать мне его и благословил каждый день причащать в течение недели. После третьего причастия приступы у меня прекратились. Я выросла, вышла замуж, родила ребенка, у меня прекрасная, очень интересная и любимая работа. А что бы со мной было, если бы?.. Помню день батюшкиной смерти, будто он был вчера. Суббота. Я возвращаюсь из школы, в руке сжимаю пакет с подарком. Мой день рожде- ния выпадает на праздничные по случаю Победы дни, поэтому поздравили меня заранее. Смутно вижу мамино лицо через окно и вдруг понимаю, что случилось какое-то страшное, непоправимое горе. Забегаю домой… Мама плачет. Батюшка умер! Наш батюшка умер! Я не могу в это пове- рить, но тоже плачу. Два дня до похорон мы практически не ухо- дили из храма. Эти дни остались в памяти как Страстные Четверг и Пятница. Хоронили отца Василия 8 мая, в мой день рождения. Мне исполнилось одиннадцать лет. Во время отпевания Ирина Ивановна, регент Спасо-Парголовского храма, позвала меня к себе, но я не могла петь. Я стояла рядом с гробом и ры- | дала. Храм был заполнен людьми, как на Пасху. Все плакали и молились с таким единодушием, будто на всех было одно сердце, и оно перепол- нилось горем. На улице шел грустный, ледяной дождь со снегом. Он прекратился, только когда из храма вынесли батюшку и Крестным ходом понесли к могиле. Ни разу с тех пор я не чувствовала такого горя и сиротства! Даже сейчас, когда прошло двадцать с лишним лет, я пишу это и мне больно. К такой утрате не привыкнуть, не притерпеться. Как не хватает отца Василия! Как хочется снова побыть рядом с ним! Увидеть, услышать, ощутить его любовь. Всем казалось, что батюшка любит его больше других. Для всех у него хватало горячей, искренней Любви. Теперь стало холодно и негде укрыться… Остались мы все сиротами. Я была слишком маленькой и ничего не успе- ла спросить у отца Василия, да и не знала тогда, о чем спрашивать. Но самое главное батюшка успел вложить в мое сердце — веру искреннюю, без сомнений и вопросов. Мне надо много тру- диться, чтобы сберечь и вырастить ее, но я очень благодарна отцу Василию за то драгоценное зер- нышко, которое он подарил мне. Краткое жизнеописание 12 февраля 1928 года, в день, когда Церковь праздновала память Трех Святителей, в Белорус- сии, в деревне Клейники, Брестского повета, ро- дился мальчик. Родители, бого- любивые крестьяне, Григорий Кузьмич и Анна Иосифовна, назвали сына Василием. Сейчас Клейники — приго- род Бреста, а в 20-ых годах XX века — глухая полесская дере- венька, где люди, чтобы жить, усердно трудились. Вася помо- гал родителям с самого малень- кого возраста, а в шесть лет ему уже доверяли пасти гусей. Те- перь, когда жизнь стала проще, а детство длиннее, это трудно представить. …Потом начались война и немецкая оккупа- ция. Наступило страшное, нищее, голодное вре- мя. Василий учился тогда в школе — не было не только учебников, но и бумаги, чтобы писать. Ка- кое можно было получить образование? И до того ли было… Интересно: впоследствии у отца Василия была огромная паства, среди духовных чад — цвет Ле- нинградской интеллигенции: врачи, ученые, пи- сатели, музыканты, актеры — со всеми батюшка находил общий язык. Кроме духовной мудрости у него были широкие познания в самых разных областях. Кто-то из духовных чад отца Васи- лия вспоминал, как стал свидетелем разговора батюшки и изобретателя — они обсуждали, как нужно изменить механизм, чтобы он лучше ра- ботал… А тогда, в детстве, Василий получил самое | к Божией Матери, к святым подвижникам. Этим знанием с ним делились его родители. Григорий Кузьмич, когда собирался в церковь, спрашивал своих детей: «Кто желает идти на праздничное богослужение?» В храм Вася всегда шел с охотой и радостью. Но в двенадцать-четы- рнадцать лет у него начались сомнения. Батюшка рассказывал об этом времени: «Приду в церковь, а такого возраста, как я, нет. Думаю себе, больше не пойду. Однажды учитель в школе, в пятом классе, на- чал нас убеждать, что никакого Бога нет и что Пасха — выдуманный попами праздник. Я же го- товился идти на пасхальную службу в церковь. Директор школы пришел к нам и начал читать ка- кую-то листовку, какого-то ученого, что ни Бога, ни Христа не было, что никаких научно-истори- ческих документов нет о том, что Христос есть историческая личность. Меня это так оскорби- ло — что ученый человек так может лгать, а для меня Евангелие было святой книгой, говорящей непреложную Истину. У меня в душе от обиды на директора и ученого возгорелся такой гнев, что я готов был драться с ним. Этим они внесли та- кое недоверие к ученым людям, что я до сих пор не могу от этого отделаться». В 1945 году, семнадцатилетним юношей, Ва- силий устроился работать в паровозное депо Брест-Центральный, оттуда его направили учить- ся в железнодорожный техникум. Но сердце его все время тянулось к Богу. Чтобы посещать богослу- жения, приходилось отпра- шиваться с работы под раз- ными предлогами, говорить о том, что ходишь в церковь, было опасно, сталинские го- нения на верующих притихли лишь на время войны. Из воспоминаний отца Ва- силия: «Помню, в Пасхальную ночь 1946 года я ушел c ра- боты самовольно на праздничную службу на два часа. Об этом узнала мастер, и меня хотели от- дать под суд за нарушение дисциплины. Но чудес- ным образом меня защитила табельщица». В 1947 году настоятель храма подошел к Ва- силию и предложил поступать в духовную семи- нарию, которую в тот год открыл архиепископ Минский и Белорусский Питирим (Свиридов). Молодой человек согласился. С рекоменда- цией и благословением отправился в Минск. Так начался его путь по давно выбранной доро- ге, трудное, иногда непосильное, восхождение к Царству Божию. «В семинарии я почувствовал себя на том ме- сте, где именно мне нужно было быть. Было труд- но учиться. Терминология для нас, учившихся в светских учебных заведениях, была непонятна. Требования к нам предъявляли большие. Многие не выдерживали, уходили, некоторых исключали за нарушение семинарской дисциплины. Приведу |
