2-3 февраля в Москве проходил Освященный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, на который прибыли архипастыри Московского Патриархата из России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Азербайджана, Казахстана, Киргизии, Латвии, Литвы, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Эстонии, а также стран дальнего зарубежья, где существуют епархии Русской Православной Церкви. В общей сложности к участию в Соборе приглашены 354 архипастыря из 293 епархий Русской Православной Церкви.
Наместник Александро-Невской Лавры, епископ Кронштадтский Назарий уже не первый раз принимал участие в работе Архиерейских Соборов.
– Как проходил Собор в этом году?
– Все Архиерейские Соборы проходят неиндифферентно, заинтересованно. Вопросы всегда вызывают живой интерес и обсуждения. И нужно сказать, что Святейший Патриарх дает высказаться каждому желающему. Когда обсуждаются какие-то документы, то часто вносятся много поправок по существу, хотя все документы готовятся предварительно в комиссиях. Практически все обсуждается по фразам, все выверяется, потому что принимаемые документы читают не только православные, не только верующие, но и все остальные. Верующие занимают немалую часть нашего общества, поэтому многие вопросы непосредственно касаются всех. И тут необходимо учитывать и политическую, и внутрицерковную обстановку. Мы работали очень напряжен- но: выезжали в семь часов утра, а возвращались только в восемь часов вечера. И практически все время было посвящено работе: полчаса на обед, пятнадцать минут – перерыв между заседаниями и не более того. Работа очень интенсивная. Все, кто интересуются кругом обсуждаемых вопросов, могут ознакомиться с принятыми на Соборе документами.
– В нашем разговоре невозможно не коснуться встречи Святейшего Патриарха Кирилла и Папы Римского Франциска.
– Самое главное: люди должны понимать то, что Патриарх и Папа встретились не для того, что-бы объединяться, а для того, чтобы попытаться ответить на насущные вопросы. Надо учитывать, что вместе мы представляем большую силу, особенно в вопросах защиты жизни, справедливости, мирового порядка. Есть общие вызовы, которые дает нам современное общество. Даже так называемые демократии – тоже далеко не справедливые. Не бывает такой власти, кроме как от Бога, которая действительно была бы идеальной. Как мне кажется, эта встреча давно назрела и в чем-то, может быть, даже немножечко «перезрела». Особенно по вопросам, связанным с Востоком.
| Святейший Патриарх приводил цифры: там было полтора миллиона христиан, а осталось сто пятьдесят тысяч. И это на Востоке, где собственно зарождалось христианство, это та земля, куда пришел Спаситель!.. Поэтому все эти страхи и домыслы о грядущем объединении с католиками высказывают недалекие люди, которые ничего не видят вокруг себя. И, мне кажется, что когда говорят: вот встретились с Папой! Это что мы теперь католиками станем? Это все такие глупости, которые происходят не только от некомпетентности, а вообще от неуверенности в себе. Если человек твердо знает, уверен, что он православный, что Символ веры – это для него кредо всей жизни, то, независимо от того, с кем ты встречаешься, ты остаешься самим собой. А боятся только те, кто имеют веру меньше, чем горчичное зерно.
Кроме того, ясно сказано, что вопросы о наших различиях в вероисповедании вообще не обсуждались. Я бы назвал это политической встречей. Потому что, действительно, политики доигрались, довели мир до такого состояния, что приходится духовным лидерам говорить тоже о политике. Хотя, казалось бы, Церковь не участвует в политических процессах, но у нас же нет людей вне общества, и поэтому приходится выражать свое отношение, высказывать свое мнение относительно того, что происходит в мире, потому что мы в этом мире живем все вместе.
Каждое слово встретившихся духовных лидеров имеет глубокий смысл. Конечно, некоторые ожидали, что вот сейчас католики и православные возьмут в руки оружие и пойдут отвоевывать Восток. Но, во-первых, это не наши методы. А, во-вторых, это встреча, которая состоялась первый раз в тысячелетии (восточные Патриархи встречались с Папой), а вот русский Патриарх – впервые. Декларация, принятая по итогам встречи, рассчитана на долгие годы, потому что как бы мы ни хотели, конфликты, которые есть в мире, не разрешаются одним днем. Хотя вопросы богословские, наших традиций – они остаются. И тут есть поле деятельности для богословов, для комиссий, которые на постоянной основе работают, выверяют все вплоть до слова: кто прав. Это уже совсем другие проблемы, и их решение не входили в планы встречи. Эта встреча действительно была исторической. Духовные лидеры возвысили свой голос против того, что наделали политики.
– Еще 30 января 2012 года Святейший Патриарх Кирилл говорил о том, что такая встреча невозможна. Три года прошло, и вот она случилась…
– Она была невозможна, потому что были неразрешимые проблемы, и как раз в политической плоскости. Та же самая Украина стала камнем преткновения. Это не какие-то богословские вопросы, а политические. Но когда мир дальше и дальше скатывается к большой войне, как тут | уже не встретиться! Сказать, знаете ли, я вас не люблю, потому что вы – католики. Да любить никто и не заставляет, но мы должны вместе ответить на глобальные вызовы, которые стоят и перед нами, и перед католиками.
– Кардинал Кох сказал: страшен не сильный ислам, а слабое христианство…
– Да, он прав. Кардинал Кох – умнейший человек. И как раз зона его ответственности – это единство христиан. Он прекрасно знает о том, что между нами есть преграды, которые накопились в вопросах веры практически за тысячу лет. И действительно, Святейший Патриарх сказал правильно: если произойдет объединение, то это будет только Божье чудо. Это не решается на встрече Патриарха и Папы, или православного и католика. Это может произойти только Божьим чудом. А мы молимся и просим о единстве. Единство может быть в тех вопросах, которые стоят сегодня перед нами. Именно об этих вопросах и был разговор у Патриарха и Папы.
Да, если бы мы были сильны, то нам ничего бы не было страшно. А у нас очень часто даже люди, которые в церковь ходят, очень мало знают о самом христианстве. Понятно, что мы можем сейчас сваливать на то, что было больше семидесяти лет безбожие. Да, это сыграло очень значительную роль. Но, с другой стороны, я же по себе могу судить: даже в то атеистическое время была возможность получить от родителей, от бабушек и дедушек это зерно веры и пронести его. И когда оно всходит, тогда ничего не страшно. Помню 1982 год. Я поступал в семинарию, и у меня спрашивали: а ты знаешь, что тебя будут преследовать? Но мне ничего не было страшно, тогда я уже принял решение. Все равно Господь не оставит. И так, в принципе, каждый должен. Но когда о вере мы знаем совсем чуть-чуть, а о Самом Боге еще меньше. Спрашиваешь у человека: а что такое Бог? И он начинает: Космос, вселенский разум… да что угодно. Но слово «Бог» боятся произнести, потому что веры нет истинной. А если бы она была настоящая, то было бы не страшно общаться ни с католиками, ни с протестантами, ни с мусульманами, ни с кем другим, потому что ты твердо стоишь на камне веры, а нерушимый Камень этот — Христос. |
