| В многочисленных современных изданиях очень немногие касаются темы, которая, на мой взгляд, является настолько актуальной и злободневной, что будущее нашей молодёжи, да и вообще русской цивилизации ставится под угрозу. Проблема, которую мне хочется сегодня затронуть – это нравственная ответственность деятелей искусства в современном мире. Библия говорит, что искусство появилось на заре человеческого рода, после грехопадения, являясь, таким образом, принадлежностью падшего мира. Забывая об этом, многие стремятся обожествить искусство, и тем лишь умножают усвоенную миром греховность. В основе свойств, присущих искусству, лежат два начала: воображение и эстетика. Каждое из них питает искусство своей живительной силой, но несёт в себе и угрозу саморазруше- ния. Так как искусство есть игра фантазии, то, вытесняя память Божию, оно затмевает душу образами. Образное мышление есть своего рода суррогат духовного постижения Истины, оно, соединённое с рациональным мышлением, даёт то знание, какое доступно падшему со- знанию, пребывающему в неверии. Через веру же человек получает знание иного свойства и уровня. Понятно, что без воображения и игры фантазии искусство невозможно, но игра всегда есть подмена истинных реалий мнимыми, и подмена весьма опасная. Провозглашённый в XVIII веке принцип: «искусство выше при- роды», постепенно внедрил в подсознание че- ловеку идею, что творческое начало в человеке выше любого творческого начала, действующего извне, - будь то Господь Бог или некий неве- домый мировой порядок. Игра мнимыми цен- ностями в искусстве может привести человека к неверию в эти ценности, а затем и в любые ценности, порождая цинизм и лицемерие. В искусстве выражается эстетическая по- требность человека, и тяга к земной красоте может быть осмыслена как некое воспоминание о Красоте Небесной. Но секулярное искусство и здесь не может удержаться от таящегося в красоте соблазна, позволяя увлечь себя бесовски- ми образами. В чистом виде Красота Небесная отразилась в формах земной Красоты лишь в церковном искусстве – зримо в иконописи, архитектуре, в церковном пении и литературе. В православном понимании икона есть окно в Горний мир, через икону Надмирная святость являет себя земному миру. Церковное искусство даёт человеку знание, освещённое верою в незамутненном виде, приоткрывая Небесную Красоту и гармонию. Запечатление мира преображённой святости в таком искусстве есть форма молитвенно-аскетического опыта, секулярному деятелю искусства недоступного. Но искусство мирское, если оно не замутнено соблазном, также может призвать к очищению и совершенствованию, правда, обладая возможностями более низкого уровня. Ближе всего к духовному искусству, в сфере секулярного ис- кусства, находится та его часть, которая следует назначению пророческого служения Истине, или по слову Гоголя, «является незримой сту- | пенью к христианству». Конечно, сама Истина в полноте мирскому искусству не доступна. Искусство всё же является мощным сред- ством познания мира, но не всякое познание овладевает истиною. Владение истиной (пусть иллюзорной) нередко подталкивает деятеля искусства на путь учительства, властвования над душами и умами. В этом видится смысл и предназначение искусства, с этой особенно- стью сопряжён часто и дух тщеславия, разъ- едающий душу. Многие предъявляли к искус- ству требование поиска и утверждение идеала. Идеал подчас мыслился как принадлежность исключительно земного бытия. Такая цель мало доступна, если доступна вообще! А лик святости секулярному искусству вообще недо- сягаем, ему доступно показывать лишь не пре- ображённую плоть, может хоть в малой мере, но всегда тронутую следами страстей. Некото- рые и вовсе отвергают идею служения: искус- ство видится ими как средство самовыражения и самоутверждения. Часто искусство несёт исповедальную для творческого деятеля предназначенность, пред- ставляя ему возможность выразить или вы- сказать скопившиеся в глубине души какие-то возвышенные чувства или переживания. Об- лекаясь в материальную плоть, эти пережи- вания и чувства являют миру чудо искусства. Конечно, от таланта Богом данного, зависит достоинство этого новоявленного чуда – но и от силы чувства, от интенсивности душевных движений, от опыта, от степени овладения материей эстетического языка. Поэтому, как во всяком мирском деянии, здесь также под- стерегает деятеля искусства соблазн слишком утвердить свою самость, увлечься самолюбо- ванием, восхищением собственным талантом. Преподобный Григорий Синаит утверждал, что мечтания, соединённые со страстями, строят образы силою бесовской. Сознавая себя выше природы, деятель искусства утверждает себя в творчестве. И тем способен неиссякаемо пи- тать собственную гордыню – так раскрывается величайший соблазн искусства. Называя себя творцом, человек подменяет религиозное по- нятие Творца и, замыкаясь в собственной гор- дыне, уподобляет себя божеству. Но человек, отвергающий Творца, не может не ощущать пу- стоту собственного одиночества. Как и прочие дары Божии, дар творчества, дар эстетического наслаждения могут быть волею соблазнивше- гося человека направлены от блага к злу. Так Божий дар продолжения рода человеческого люди сумели поставить в услужение пороку, а дар воображения превратить в умственный разврат. К сожалению, эстетический разврат в наше время всё больше проникает в искусство. Человек, как существо высокоорганизован- ное и духовное, всегда стремится к красоте. «В какой мере преуспевает человек в духовном подвиге, – говорит Нил Синайский, – в такой – восходит на высоту тайн Духа и утаённых сокровищ премудрости». Поэтому внутренний голос его всегда зовёт к совершенству и свя- тости. Хотя он, может быть, чувствует слабость своей мысли и своего слова, когда пытается | выразить, в чём же именно состоит это совершенство и какие пути ведут к нему. Желание отозваться на этот внутренний голос и искание путей к совершенству придают человеку духовный смысл бытия и открывают ему возможность творить настоящую культуру на земле. Люди «живущие по плоти - о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном», – апостол Павел (Рим. 8, 5). А человек призван быть на земле именно духовным, разумным и богоподобным существом. Человеческая душа тогда изменяется, когда откроются в ней духовные ощущения, при посредстве которых открывается присутствие Высшего, и Невидимый становится Видимым. Все эти душевные качества даются человеку для благого и ответственного служения. Первое, что необходимо знать каждому, желающему творить культуру, - это чувство своей ответственности. Люди делятся на две категории: одни безответственно ищут в жизни своей наслаждения или пользы, другие же чувствуют себя обязанными чему-то Высшему и Священному, так, что, даже не умея выразить это словами, они не сомневаются в своём предстоянии Ему. Мир для них не случайное нагромождение впечатлений, явлений или удовольствий, но они чувствуют и прозревают цель и смысл своей собственной жизни; «и не успокаиваются на том потоке ничтожной суеты и мелкого сора, – как писал А. К. Тол- стой, – в котором тонут столь многие». Без по- нимания и подлинного предстояния Творцу «люди как мошки плодятся, питаются, греются и, умирая, дают место другим таким мошкам. Зачем тогда под старость быть лучше и до- брее?» - спрашивает он. Чувство ответственности даёт людям сти- мул высшего творческого смысла, вызывает в них живое чувство духовного задания и, в тоже время, ощущение собственного несо- вершенства. Это возлагает на них, в свою очередь, обязанность искать верный путь. Такое удостоверение в собственной духовности и есть первооснова живой религиозности. Ибо то Высшее, чему человек предстоит, есть Бог, и призвание человека определяется именно свыше. И ответственность человека есть в по- следнем измерении всегда ответственность пред Богом. Духовный разум человека состоит в познании истины верой, а вера изменяет его разум, откровением ему истины, которая – Христос. Духовность человека состоит, прежде всего, в уверенности, что в пределах его соб- ственной души есть что-то лучшее, то, что не зависит от человеческой воли и которое надо признать. К этому лучшему и высшему следует прислушиваться, вникать в него и предаваться ему. «И по мере того, как человек осуществляет это, он убеждается в том, что это высшее и лучшее совсем не исчерпывается его личными пределами, а является в нём самом как бы из- лучением и энергией действительно Высшего и Совершенного, которому он и предстоит на протяжении всей своей жизни. Таким образом, в основе подлинной духовной культуры лежит личная, искренняя рели- гиозность. Религиозность есть живая первооснова |
